Идёт себе Иван и диву дается: всё, к чему он привык, что воспринимал, как нечто незыблемое, всё сдвинулось с места, встало с ног на голову и покатилось куда-то кувырком, в тартарары, словно влекомое какой-то неведомой злой силой. Белое стало чёрным, добро обернулось злом, а порок предстал высшей добродетелью.
  Иван шагал по раздолбанной дороге и думал о том, как, однако нелегко жить трезвым. Раньше он все списал бы на белую горячку, дескать, привидится же такое. Теперь же приходилось воспринимать действительность как она есть, во всех её проявлениях, наготе и неприглядности.
  Темнело, вдалеке что-то громыхнуло, раз, потом другой.
"Гроза" - подумал Иван и, несмотря на то, что местность уже была ему знакома и до дома можно было дойти за каких-нибудь пару часов, он решил переночевать в показавшейся впереди деревеньке, благо в крайней избе горел свет. Подойдя ближе Иван подивился насколько эта полуразвалившаяся хибара была похожа на ту, что он получил в результате своей сверхудачной сделки.    Он постучал. Внутри было тихо. Он постучал ещё раз. Наконец раздалось кряхтение, шарканье ног и из-за двери послышался старческий голос:
- И хто там?
- Пустите переночевать.
- Ага.., еще чего?
- Ну и перекусить бы не отказался.
- Ага.., а соли в задницу не хочешь? - поинтересовался голос.
Иван честно ответил, что - нет.
- Тогда вали отседа!
Иван, которому эти прения изрядно надоели, уже представлял, как он заночует в чистом поле и, на всякий случай добавил:
- Гость в дом - бог в дом.
Изнутри послышалось радостное:
- Атеисты мы.
Иван отошел от двери и собрался было уходить, как изнутри хибары вновь послышался дребезжащий голос старика:
- Ты того.., к окошку подойди, на свет. Иван подошёл к перекошенному окну.
- Ну?
- Не нукай, не запряг.., православный штоль?
- Вроде того - ответил Иван.
- Тоды заходь.
Послышался звук отодвигаемого засова и дверь распахнулась. В проёме показался сгорбленный старик:
- Заходь, заходь скорей, всю избу выстудишь. Войдя, Иван огляделся. Интерьер сарая, в котором Иван очнулся после дружеского застолья с Самуилом, по сравнению с убранством избы старика показался ему избыточно роскошным.
- Че глядишь, чай не царские палаты.
- Да уж.., - согласился Иван.
- Рассказывай, куда, откуда, чего дома не сидится, а я пока чайку поставлю. Или, может водочки?
- Нет, отец, непьющий я - сказал Иван и удивился, как странно прозвучали эти слова применительно к нему.
- А ты чего, старый, гостей боишься, вроде грабить-то тебя, никому в голову не придет.
Старик оценивающе взглянул на Ивана, пожевал беззубым ртом и спросил:
- А ты, нешто не знаешь что творится?
- А что творится?
- Слышь, танки пуляют?
Иван изумленно взглянул на старика:
- Да ты чё, дед, какие танки, война-то уж сорок восемь лет, как кончилась. Это гром гремит, наверно гроза будет.
- Эх ты, - гроза.., танки это, старого танкиста не проведёшь!
Иван прислушался. Вдалеке, действительно раздавался глухой гул, похожий на канонаду.
- Да откуда здесь танки, новый полигон, что ли построили?
- Полигон.., тут вся страна, как полигон - не знаешь, выживешь ли!
Старик извлёк из старинного, растрескавшегося буфета чашки, черный хлеб, потемневший кусок сала, головку чеснока.
- Присаживайся.., чем богаты.., не обессудь. Ивану, забывшему когда он в последний раз ел, два раза повторять было не надо.      Поев, сотрапезники, прихлебывая чай, разговорились. Иван рассказал старику куда и зачем он идет. Старик ничего не сказал, а только почесал в затылке, крякнул, встал из-за стола, подошёл к буфету, достал из него початую бутылку самогона, налил четверть стакана, снова посмотрел на Ивана, махнул рукой, выпил и, приказав сидеть и не двигаться, полез в подпол. Пробыл он там не долго, и, когда вылез, в руках у него был какой-то предмет, завёрнутый в промасленную ветошь. Подойдя к столу, старик размотал тряпку и перед изумленным Иваном предстал раритет: наградной маузер, на рукоятке которого, Иван смог разобрать надпись: "Красноармейцу Пузатому Степану Варфоломеевичу за проявленную доблесть в борьбе с басмачами. Н. И. Какурин ". Вот, - сказал дед, - бери.
- Да зачем он мне, - удивился Иван, - ворон, что ли пугать?
- Ворон! - обиделся дед, - это отцу мому сам командарм вручил за взятие.., тут дед запнулся, подумал и махнув рукой, закончил: - уж не помню чего.
- Да мне-то он к чему, - снова начал Иван, - вроде сейчас не война.
- "Не война," - передразнил дед, а енто, что? И дед кивнул на окно.
Иван прислушался: за окном были слышны отдаленные выстрелы.
- Самуила своего при случае пугнешь, басмачей этих бородатых.., бери, пригодится, он по им пристрелянный. Старик рассмеялся.
Иван взял маузер и уважительно произнес:
- Здоровый, зараза! Ты б, дедуль, тогда бы и патроны дал бы, на всякий случай.
Дед порылся в кармане и высыпал на стол горсть патронов:
- Бери, не жалко.
- А сам-то как?
- Да уж отвоевался я, девятый десяток приканчиваю.
- Ну спасибо, отец.., прилечь-то где можно?
- А где хошь, там и ложися, хошь в том углу, хошь в энтом.
Иван лег на пол, накрылся старой шинелью, которую дал ему дед, и провалился в сон.
  Наутро, проснувшись, Иван застал старика сидящим за столом. Тот положил голову на руки и как будто спал. Но дыхания Иван не расслышал. Подойдя к старику, Иван тронул его за плечо, но тот не пошевелился. Иван слегка толкнул его.., старик соскользнул со стола и растянулся на полу, безвольно раскинув руки.
- Ёлки-палки, и вправду отвоевался, - Иван взял шинель, под которой провел ночь и аккуратно накрыл ею старика. Выпив ковш воды, он в последний раз взглянул на лежащее на полу и оказавшееся вдруг таким маленьким тело старика, перекрестился и вышел из избы.
  Вспомнив про маузер, Иван вернулся и, стараясь не глядеть на труп, взял со стола раритетное оружие, собрал патроны и снова вышел на улицу.
  Хотя Ивану этот чудной старик был совершенно незнаком, с его смертью для него что-то изменилось в окружающем мире, что-то важное и, может быть, самое главное ушло из него навсегда. То ли пропал смысл существования, то ли исчезло осознание себя, как единого целого с окружающим, Иван этого понять не мог, только какая-то безотчётная тоска овладела им. Будто что-то умерло в нём. Даже потеряв свою комнату, он так не отчаивался. И ему уже не хотелось встречаться с Самуилом, чтобы вернуть себе жильё, не хотелось видеть бородатые рожи лиц бандитской национальности, ничего не хотелось ему, он стал чужим для этого изменившегося мира.
  Между тем этот мир продолжал существовать, хотелось это Ивану или нет. И в мире происходили удивительные события.
  Старик был прав, предполагая, что началась война. Ну, война, - не война, но бои местного значения. Мордастый алкоголик и члены комитета по уничтожению поголовья иванов, следуя советам неугомонного интуриста, создали, на свою голову, некий орган, как они думали, себе в помощь. Вспомнив преданья старины глубокой, обозвали его "думой" и стали ждать, что получится. Получилось не совсем то, точнее - совсем не то, чего бы они хотели. В эту самую думу, по чистой случайности, попало определенное количество честных людей. Это никак не устраивало ни мордастого алкоголика, ни братьев-разбойников, ни Самуила, ни все колена его. Надо было срочно что-то предпринимать. Проблема было в том, что пресловутый демос, неожиданно поддержал этих врагов демократии и собирался принимать приемлимые для него, народа, законы, что никак не входило в планы интуриста, а также прочих адептов золотого тельца. Пришлось обращаться к классике. Вспомнив единственную известную ему цитату, мордастый пришёл в неистовый восторг от концептуальной её завершённости, однозначности трактовки и тут же известил интуриста, что выход найден.
- Я, понимаешь, её породил, - я её и убью! И расплылся в обаятельной улыбке.
  Немало подивившись, столь глубоким познаниям мордастого в художественной литературе, интурист ответил, что, мол - раз надо, значит - надо, демократия прежде всего. А ля гер, ком а ля гер!
  И вот уже подтянулись танки, прилетели волшебники в голубых вертолётах и, совершенно бесплатно показали безоружной думе и, заодно, падкому на всякие развлечения электорату, такое кино про демократию, что голливудские продюсеры с их скучными сценариями, скромно отошли в самый дальний уголок и от досады рвали на себе волосы.
  Иван, за время пути немного поумневший, справедливо рассудив, что с маузером против танка у него шансов немного, решил на время разоружиться и, завернув дедов подарок в тряпицу, спрятал его в дупле, стоявшего около дороги дуба. Он до конца не верил в то, что в его дворе стреляют танки, а в небе барражируют вертолеты, что людей и правда убивают, и не какие-нибудь там оккупанты, а свои же, такие же люди, которым был дан приказ защищать неизвестно что, неизвестно от кого, неизвестно зачем. Что пьяный пахан готов положить половину населения, чтобы угодить интуристу и вполне насладиться всей полнотой власти над оставшейся половиной. Не верил Иван. Но пришлось поверить. Не доходя до бывшего своего двора, он увидел, как танки прямой наводкой лупят по одиноко стоящему дому. Как из подъехавших грузовиков людям бесплатно раздают водку и копчёную колбасу, которую раньше тоже раздавали, но по праздникам, за деньги и, далеко не всем, а лишь счастливым обладателям спецталонов. Водку народ пил прямо здесь, ничуть не стесняясь, находившихся поблизости милиционеров, а напившись, начал ломать скамейки, заборы и, вообще вести себя довольно странно. Упомянутые милиционеры ему ни в чем не припятствовали, а стояли, виновато потупившись, и застенчиво улыбались.

  Несколько удивившись увиденному, Иван решил все-таки навестить Самуила и, хотя бы сообщить тому, что он о нём думает. Но отойдя немного в сторону от толпы веселящихся граждан, Иван наткнулся на совсем другую картину. Перед тройным оцеплением, состоявшим из военных, милиции и совсем уж странных фигур во всем чёрном и в чёрных же масках, стояли совсем иные граждане. Они не пили водку, ничего не ломали и не драли глотку криками - "даешь демократию". Напротив, они были трезвы, и мрачны. Видимо такое их поведение не устраивало поборников демократических методов управления, оно казалось им тем более странным, ввиду наличия за углом, моря бесплатной водки. А посему, время от времени, сторонники демократии направляли легендарные "калашниковы" в сторону несознательного электората и производили серию очередей, правда, пока поверх голов. Иван, посчитав, что он здесь явно лишний, решил не вмешиваться в дискуссию, тем более, что он был не совсем в курсе предмета обсуждения.

Вспомнив известную поговорку: "когда пристав предлагает садиться - стоять просто неудобно" - Иван, дружески поддталкиваемый АКМом в спину, подошел к автозаку.
- Руки!
  Сообразительный Иван поднял руки и уперся ими в кузов.
- Ноги!
Что делать с ногами, Иван по неопытности не знал, но после нескольких ударов кованными ботинками по лодыжкам, быстро понял, что от него хотят и раздвинул ноги как можно шире. ( Наш народ вообще отличается особой сообразительностью и схватывает все на лету, а уж насчет раздвинуть ноги...). Перекинув "бластер" за спину, "космический пришелец" Ивана обшмонал и, не найдя ни пулемета, ни гранаты, ни даже завалящей нейтронной бомбы, шибко расстроился, и от расстройства въехал прикладом своего "бластера" Ивану по почкам.
  После чего схватив его за шиворот, затолкал в автозак, где уже находились многие из тех, кто не пожелал хлестать дармовую водку и ломать заборы, проявив тем самым свое злостное неуважение к мордастому алкоголику, в частности, и полное непонимание основных принципов свободы и демократии - вообще.
  Через некоторое время салон был набит "под завязку" и, наконец-то куда-то поехал. Народ начал гадать - куда. Некоторые полагали, что, дескать, сейчас пустят газ, а потом отвезут трупы на ближайшую свалку. Другие свободные граждане свободной страны, с более рациональным мышлением, возражали: - дескать это не рентабельно - столько биоматериала пропадёт напрасно - и уверяли, что всех их разберут на органы, т.к. правительство во главе с паханом остро нуждается в валюте для довершения демократических преобразований. Эта мысль, почему-то всех устроила и народ мало-помалу успокоился - надо, значит надо. Все, как один.., за родину, за.., партия сказала - надо, народ ответил - есть! Иван сидел на полу, прижатый к стенке фургона и тихо сходил с ума. Раньше было проще - всё это можно было списать на белую горячку. Теперь же, трезвому Ивану приходилось тяжко. Его мозг воспринимал все происходящее, как какое-то наваждение, как кошмарный сон и Иван никак не мог уверить себя в том, что всё это происходит с ним наяву и сам он пребывает в здравом уме и твердой памяти. Между тем, автозак прибыл к месту назначения и все облегченно выдохнули ( по причине скученности, вздохнуть они не могли) - наконец что-то прояснится. И, действительно, прояснилось. Местом назначения оказалась кича, известная тем, что в ней провёл свои последние деньки ярый поборник демократии - Емеля Пугачев ( не путать со знаменитой фамилией известной графини - педофилки).
  Ивана поводили по каким-то комнатам, где несколько раз сфотографировали, несколько раз побили по почкам, откатали пальцы и, когда он в полной мере почувствовал себя бывалым зэком, заперли в каком-то колодце размером полтора на полтора метра и высотой, метров десять. В колодце Иван пробыл недолго, всего часов восемь - десять, после чего его повели по какой-то лестнице и, так и не сказав ни слова, втолкнули в камеру, где уже находилось четырнадцать человек местных сидельцев.
  Встретили они его радушно, но когда спросили по какой он проходит статье, а Иван толком ничего не смог ответить, - насторожились. Верить в то, что его просто так, ни за что, схватили и без предъявления обвинения бросили в кутузку, почтенные воры отказывались.
- Ты, братан, пургу не гони, у нас просто так никого не сажают. Может ты по сто тридцать первой?
  Как ни уверял их Иван, что уголовный кодекс он чтит и к криминалу не имеет никакого отношения, ему не верили, и сидеть бы Ивану возле параши, но тут дверь отворилась и в камеру прибыло пополнение. Среди особо опасных преступников Иван увидел батюшку лет под девяносто в полном облачении со стопкой священных книг, пацана лет двенадцати с загипсованной рукой и других бандитов, при взгляде на которых, Ломброзо пришлось бы в корне пересмотреть свою теорию.
  Местные сидельцы немного обалдели от такого пополнения. Дело в том, что камера была расчитана на сорок зэков, а прибыло сто сорок, да их четырнадцать. Ввиду численного превосходства новичков, старожилы никаких претензий не предъявляли, а только стреляли сигареты и учили вновь прибывших уму разуму.
  Например, Иван пополнил свой и без того богатый и своеобразный словарный запас такими определениями, как "волки позорные", "честный фраер", почувствовал разницу между "мужиком" и "правильным пацаном", узнал, что находится он вовсе не в камере, а в "хате", что ест, т.е., простите, "хавает" из "шлёнки", а спит, т.е. "ухо давит", так непременно на "шконке", что стол, это вовсе не стол, а "общак" и, что за "базар" надо отвечать и много других крайне необходимых в изменившейся жизни вещей. Теперь ему стало намного проще найти общий язык с кем угодно и на равных общаться со спонтанно образовавшейся элитой общества, в лице Самуила, полупорядочного представителя либеральной интеллигенции и голубого лабуха графских кровей. Впрочем, насчёт графа у Ивана возникли некоторые сомнения.

  Кто-то высказался в таком духе, что ежели кормить будут, то расстреливать не станут - зачем зря продукт переводить. Все глубоко прониклись этой мыслью и с нетерпением ждали обеденного часа, подтверждая правильность высказывания: человек ест, чтобы жить, а не живёт, чтобы есть. Обед наступил строго по расписанию, подтверждая известную поговорку, и народ несколько повеселел. Обед представлял собой некий субстрат, отдалённо напоминающий пойло для скотины и отличался от последнего лишь меньшей калорийностью. Несмотря на свои достаточные познания в кулинарии, Иван никак не мог определить ингредиенты, из которых состояло сие произведение кулинарного искусства. Приборы были поданы соответствующие: миска, пардон - шлёнка и круглая оловянная ложка, изначально не предназначенная для использования её в качестве таковой. После насыщения, шлёнки полагалось складывать возле смотрового окошка, но сосед Ивана по нарам, лысоватый, в очках, похожий на бухгалтера из старых фильмов, гражданин, почему-то свою шлёнку никуда не нёс, а держа её в руках, с тайной надеждой всматривался в дверь, очевидно, ожидая оттуда некой манны, долженствующей пролиться в сжимаемый им столовый прибор. На вопрос: чего ждем, - бывший бухгалтер, поморгав, ответил, что наверное сейчас подадут второе и он хочет, чтобы ему положили в его тарелку, а не чью-то чужую. Еще несколько раз моргнув, он виновато добавил:
- Из гигиенических соображений.
Эти соображения привели в неописуемый восторг старосидящих зэков, заставив их разразиться здоровым хохотом.
- Ну, да и компот, - захлебываясь смехом, прохрипел один из них.
  После такого обеда тревожные мысли о возможном насильственном завершении жизни, снова стали укореняться в головах вновь прибывших. Да и красочные рассказы старожилов о том, что иногда, в качестве развлечения, администрация, выбрав кого-нибудь из сидельцев и, заставив его раздеться догола, выводит жертву в коридор и спускает на него свору овчарок, также не прибавляла уверенности в завтрашнем дне.
  Но, завтра будет завтра, а сегодня надо было укладываться почивать. Эта идея пришла в голову всем одновременно, и все дружно взгромоздились на шконки.
  Но, т.к. гостеприимная "хата" было расчитана на сорок "гостей", а их прибыло значительно больше, то и раположились они на шконках с соответствующим комфортом: чуть плотнее, чем шпроты в банке. От души похохотав над вновь прибывшими, старожилы посоветовали им спать по очереди, разбившись на три смены.
  "Политические" их совету вняли и, вскоре треть новоприбывших, уютно устроившись каждый на трех матрасах, предалась тревожному сну, а остальные две трети дружно закурили сигареты "Дымок", целым ящиком которых, видимо желая скрасить их вынужденный досуг, снабдила сидельцев сердобольная администрация. Курили все, включая распространителя опиума для народа и двенадцатилетнего пацана, не совсем понимающего, что с ним происходит и, что делают здесь все эти взрослые дяди.
Иван не попал в число счастливчиков первой смены, а посему курил вместе со всеми и полемизировал с батюшкой на тему: всякая ли власть от бога.
  Вдруг, сидевший недалеко от них бухгалтер часто задышал, посинел, упал на пол и стал корчиться в судорогах, при этом на губах у него появилась пена. Иван вскочил и стал стучать в дверь, крича при этом, что, дескать, человек умирает.
Дверь отворилась и Иван получил прикладом в лоб. Охранник, опустив автомат, лениво зевнул и вяло поинтересовался:
- Ну, чё тут у вас?
Священник, возившийся около лежащего бухгалтера, ответил:
- Эпилепсия.., отойти может раб Божий.
- Куда ито он отойдёт, здеся идтить некуда, - охранник жизнерадостно рассмеялся, восторгаясь собственной шуткой. Потом, посерьезнев, произнес:
- Симулянт! Видали мы таких. Не помрёт! А помрёт - вам же свободнее будет.
  Помер... . Когда через полчаса явился заспанный полковник, бухгалтер уже успокоился, в конвульсиях не бился, порядка не нарушал, а так как никакие извивы демократии ему уже не угрожали, то лежал он себе спокойно и тихо, уставившись невидящими глазами в потолок.
  Не спасла его гигиена.
Чертыхнувшись, полковник народной милиции обернулся к сопровождавшим его охранникам:
- Заберите эту падаль!
  Когда труп несчастного бухгалтера вынесли, в камере некоторое время стояла тишина, только поп что-то негромко бормотал возле параши, очевидно творя заупокойную молитву по безвременно усопшему рабу Божьему. Зловещая тишина, казалось, готова была разразиться бурей. Сжатые кулаки, напряженные лица... . У Ивана, в предвкушении большой драки, начали слегка подрагивать ноги. Но полковник был знатоком психологии человеческого стада и знал, как с ним обращаться.
  Уловив угрозу в гробовом молчании толпы, он что-то скомандовал, сопровождавшим его солдатам и те, взяв чуть выше голов стоящих людей, дали две длинные очереди из автоматов.
- На пол, лежать! - заорал полковник, выдирая из кобуры табельный "макаров". Все грохнулись на пол, устелив его своими телами в два слоя.
- Ежели какая мразь будет недовольна, - распаляясь, размахивая пистолетом и начиная багроветь, продолжил бравый воин, - то по закону военного времени.., без суда и следствия.., уполномочен..!
  После того, как дверь за полковником закрылась и громыхнули засовы, все продолжали ещё некоторое время лежать. Потом постепенно поднялись и молча расселись, кто на шконках, кто на полу. Импульс, возникший в людях в ответ на отношение полковника к смерти одного из них, пропал, ушел в пол камеры, на котором они только что лежали вповалку, превратился в страх за свои собственные жизни, которые, как им дали понять, не стоят ничего в обновленном демократическом обществе.
  Следующий день никаких неожиданностей не принес, только обед оказался несколько странным. Вместо помоев, на каждого выдали по два бульонных кубика. Очевидно, это было проявление заботы со стороны дружеского заокеанского государства, полномочным представителем которого являлся интурист. А, может быть, это была просто рекламная акция ( кнорр - вкусен и скор). Но чем бы это не являлось, оценить заботу было проблематично, т.к. кубики рекомендовалось залить кипятком, а кипятильник никто с собой захватить не удосужился. Был, правда, у аборигенов один, сварганенный из двух лезвий безопасных бритв, но т.к. и сюда добрался свежий ветер перемен, то за пользование импровизированным прибором, местные предприниматели заламывали немыслимые цены или соглашались на бартер: за стакан кипятка - часы или что-нибудь из одежды. И куда только смотрит антимонопольный комитет?!
  Т. к. у Ивана часов не было, а его одежда после длительного путешествия по дорогам, которые представляли собой не столько дороги, сколько направления, не могла являться объектом бартера, то разжевав диковинный продукт и запив его холодной водой, Иван принялся ждать реакцию организма. Несмотря на непритязательность оного, реакция последовала быстрая, бурная и однозначная: на дальняк! Извини, Ваше степенство, - дело житейское.
  На следующий день Ивана вызвали на допрос. Капитан дознаватель оказался весьма любознательным субъектом и, к тому же, на редкость бестолковым.
- Фамилия?
- Иванов.
- Имя?
- Иван.
- Отчество?
- Иванович.
- Год, число, месяц рождения?
  Ну, и так далее, несмотря на то, что все сведения уже лежали перед ним в ледериновой папке. Далее капитан поинтересовался, сколько раз и по каким статьям Иван сидел за последние сорок лет. Т. к. Ивану сорока ещё не было, то вопрос его изрядно удивил и он хотел было сказать об этом любопытному капитану, но тот, вскочил и, побагровев, заорал:
- Молчать! Я тебе покажу, как безобразия хулиганить! Ты у меня.., того.., это самое... сгниешь у параши! Здесь тебе - не там! Умник нашелся!
После чего одернул китель, поправил фуражку и, снова сев за стол, совершенно спокойным голосом спросил:
- Имя, фамилия, отчество... .
  Допрос продолжался довольно долго, постоянно звонил телефон и Иван наблюдал, как, в зависимости от того кто оказывался на том конце кабеля, изменялось поведение капитана от скучающе-пренебрежительного до приниженно-заискивающе-подобострастного.
  Несколько раз дознаватель вскакивал со стула, нависал над Иваном и кричал, что он не позволит, что здесь и не таких обламывали, что у него у самого есть голова за плечами. Потом вроде бы успокаивался, снова садился и проникновенным голосом уговаривал Ивана сознаться во всем "...ведь тебе же легче будет", и выдать "хто у вас за главного".
  Короче говоря, поле двух часов общения с этим достойным представителем властных структур, Иван понял, что его дело табак и, если его не расстреляют, то уж лет десять дадут наверняка. И, странное дело, Иван вдруг почувствовал себя виноватым. Виноватым в том, что не знает, за что его забрали, в том, что он ни в чем не виноват, в том, что ничем не может помочь капитану, в конце-концов, в том, что родился на свет Божий.
Но, как известно, всему есть свой предел, даже беспределу, и на третьи сутки в камеру зашел хмурый полковник и стал выкрикивать фамилии, сверяясь со списком:
- Сидоров!
- Я!
- Петров!
- Я!
- Иванов!
- Я!
...
- Повезло вам на этот раз, недоноски! По одному, на выход с вещами. На свободу с чистой совестью!
  При выходе у каждого пересчитывали, выданные тому три дня назад постельные принадлежности, очевидно полагая, что он, гадюка, мог в свете последних веяний и, следуя провозглашенному мордастым паханом лозунгу "обогащайтесь", продать казенное имущество или выгодно обменять его на стакан кипятка.
Некоторые несостоявшиеся зеки, полагая, что у них, как у кошки девять жизней, дескать одной не жалко, пытались потребовать от полковника справку для предоставления заинтересованным лицам о том, что они три дня провели у него в гостях. Полковник, почему-то воспринимал эти просьбы, как личное оскорбление и реагировал соответственно: ногой по.., ну, в общем, куда попало.
Ивану справка была не нужна, поэтому он избежал близкого контакта с полковничьей ногой и вышел на свободу без милицейского благословения.
  Первым делом, он решил, что раритет, весьма предусмотрительно оставленный им в дупле старого дуба, пригодится ему в любом случае. Маузер был на месте и, вооружившись, Иван пошел возвращать себе жилплощадь. Подойдя к бывшему своему дому, он не узнал его. Собственно дома не было. Вместо него стоял не то дворец махараджи, не то замок Иф. Архитектурный стиль, в котором было построено здание можно было, конечно охарактеризовать, как эклектика, но раньше это всегда называлось черте что и сбоку бантик. Причудливого вида арки переплетались с средневековыми портиками, ввысь возносились башенки, увенчанные шпилями, по стенам шел восточный орнамент, в эркерах сияли стеклопакеты. Венчала сие творение огромная спутниковая антенна. Около мраморных колонн прогуливались охранники или, как их теперь было принято называть на забугорный манер - секьюрити или бодигардеры. Так как Ивану было нужно именно само тело, а не его охрана, то он решил для начала провести рекогносцировку и устроил неподалеку в кустах наблюдательный пункт. Через некоторое время к дому подъехала знакомая иномарка, из неё вышел Самуил и проследовав мимо охранников, вошёл во дворец. Так как Самуил, будучи уверен, что он находится на территории безопасности, машину не запер, Иван беспрепятственно проник в неё и расположился на заднем сидении. Через некоторое время Самуил вышел из дома с кейсом в руке, в сопровождении маленького, лысенького существа с круглой физиономией и воровато бегающими глазками. В руках существо держало кепку. Они подошли к машине и Иван услышал окончание начатого ими ранее разговора.
- Дорогой Самуил, я могу быть уверен?
- О чем разговор, милейший Кац, я сейчас еду к Самому и, надеюсь он отнесется к моей просьбе с полным пониманием. Самуил постучал по кейсу,- к тому же, на всякий случай, есть безотказный способ. С этими словами, он достал из кармана бутылку "Кремлевской".
- Ну, как говориться, шо б мы все были здоровы!
Попрощавшись с лысым, Самуил сел в машину.
  Почувствовав на затылке холод ствола, он дернулся, как от удара током, потом замер, боясь пошевелиться и трясущимися губами прошептал:
- А.., я.., вы кто?
Иван ответил коротко, определенно, но несколько напыщенно и слегка банально:
- Я смерть твоя!
Услышав его голос, бизнесмен вышел из ступора и облегченно вздохнул:
- А.., это ты. Ну зачем уже так нервничать? Что у Вас таки случилось, что Вы кидаетесь на честных людей. Потом обернулся и, заметив в руках у Ивана музейный экспонат, добавил:
- Угрожая рассмешить до смерти.
- Где мой дом?
- Так это же Ваш дом, откуда я знаю, где ему быть?
- Ты мне тут дуру-то не гони! Где мой дом, который ты у меня отобрал?!
Самуил покачал головой:
- Многоуважаемый Иван, давайте вспомним, как было дело. Вы пожаловались мне, что уже таки хотите дышать свежим воздухом. Я, обладая мягким характером, о котором еще моя бедная мама говорила, что он таки мне мешает жить, пошёл Вам навстречу и себе в убыток поменял свое родовое поместье на на Ваш, Вы меня уже извините, паршивый дом...
- Какое поместье, - не выдержал Иван, - это просто собачья конура, да еще черт...
- Ай-яй-яй, до чего люди падки на чужое добро! Такую усадьбу разворовали! Ну как, после этого не утратить веру в человечество, когда кругом одни жулики и бандиты. Хорошо, что моя бедная мама умерла, она бы этого не пережила! Родовое гнездо разорили, ах мерзавцы! Камня на камне не оставили, прохиндеи! Самуил закатывал глаза, раскачивался взад-вперед и периодически подносил к глазам носовой платок.
- Так вы говорите, собачья будка? Ах, мерзавцы, ах прохиндеи! Поверите ли, глубоко мною уважаемый Иван, это был дворец, это был отдых для измученной души, родовое поместье, райский уголок! Ай-яй-яй! Вы знаете, Иван, как я Вас уважаю, но что делать, что делать, Вы потеряли дом, я потерял все, я потерял реноме. А что такое реноме для нас с Вами, что такое реноме для порядочного бизнесмена?! Не мне Вам объяснять, дорогой мой Иван! Вот и Вы накинулись на меня, как на последнего бандита! И Вы правы - в Ваших глазах я - вор, я последний мерзавец, мое реноме ниже, чем у последнего негодяя и я Вас понимаю! Застрелите меня, Иван, застрелите и это будет достойный конец для для несчастного старого еврея!
Иван, приняв эти излияния за чистую монету, несколько смягчился.
- Ну, может можно что-нибудь сделать, может я могу чем-нибудь помочь?
Самуил задумался, немного помолчал и сказал:
- А, что, а почему бы и нет? Поехали.
- Куда?
- К самому.
Иван не совсем понял, кто такой этот "Сам", и переспросил:
- А кто это?
- Пахан.
  Подъехав к резиденции мордастого алкоголика, Самуил взял кейс, вышел из машины, задумчиво поглядел на Ивана, сидящего на заднем сидении, потом поманил его пальцем и, когда тот вышел и захлопнул дверцу, поставил машину на сигнализацию.

- Ждите меня здесь, надеюсь уже таки, что у нас все получится и Вы еще помяните меня добрым словом.

Через некоторое время господин президент вновь почувствовал себя в своей обычной форме и начал, по обыкновению, нести всякую ахинею.
Дождавшись, когда гарант конституции гарантированно пришел в нужное состояние, Самуил деликатно поинтересовался:
- Вам деньги нужны?

   Президент осоловело взглянул на искусителя и напыщенно произнес:
- Мне вообще ничего не надо! Лишь бы государству было хорошо!
  Потом, икнув, добавил где-то случайно услышанную фразу:
- А государство - это я! - и опорожнил, услужливо налитый Самуилом очередной стакан.
  Подцепив вилкой кусок балыка, мордастый алкоголик в задумчивости стал его рассматривать и, окончательно расслабившись, спросил:
- Чё надо делать?
- В том-то и дело, что ничего. Надо просто набить морду двум зарвавшимся обезьянам.
  Посмотрев на Самуила, президент тупо улыбнулся и погрозив тому пальцем, заметил:
- Я животных люблю, понимаешь,.. животных обижать нельзя...
- Вы меня не так поняли. Речь идет о безопасности государства..
- Государство - это я! - икнув, вновь произнес сакраментальную фразу мордастый алкоголик.
- Вот-вот, господин президент, и о Вашей безопасности! Вы подвергаетесь серьёзной опасности...
- Покушение?!
- Да, покушение на святое, на водку!
- Это как? - опешил президент.
- Все дело в том, что их Аллах запрещает им пить водку, вот и нет у этих шакалов к нашему исконному напитку должного почтения...
- Стоп, с как это пор водка стала еврейским напитком?
- Ну, я имею ввиду нас, русских.
Президент воззрился на старого еврея с недоверием и было видно, что в его голове происходит какое-то движение мысли. Переварив информацию о том, что евреи это такая особая разновидность русских, он спорить не стал и молча кивнул:
- Продолжай.
- Ну вот, я и говорю, не имея почтения к исконно нашему, русскому напитку, - Самуил покосился на президента, но на этот раз возражений не последовало, - гонят эти сволочи поддельную водку и травят народ чёрт знает чем.
При этих словах президент поднялся во весь рост и и раскатисто громыхнул:
- Да за такие дела..., да я им... на святое покусились, сволочи, на национальную идею..
- Нацмены они и есть нацмены - поддакнул Самуил, - они ещё и наркотики распространяют незаконно...
- Какие наркотики? Тоже поддельные!?
- Разные, но главное, что незаконно!
- Закон нужно соблюдать! Я, как гарант, должен гарантировать своему народу... гарантированное качество.., - тут мордастый алкоголик запнулся, наткнувшись рукой на стакан, секунду помедлил, как бы размышляя о тяжкой судьбе своего народа, выпил и закончил:
- Всё должно быть качественное! Назначаю Вас Главным по безопасности... Наркотики должны распространяться по закону.., и окончательно развеселившись, попытался пуститься вприсядку, но упал и тихо всхлипывая, закатился под стол, откуда вскоре послышалось мерное сопение, переходящее в негромкое похрюкивание.
- Киш мир тохес! - в отчаянии воскликнул Самуил и полез под стол. Кряхтя, он вытащил за ноги гаранта конституции и принялся приводить его в чувство. В ответ тот грязно ругался и пытался лягнуть ответственного за безопасность, но все время промахивался. Наконец, усилия реаниматора возымели действие и президент открыл один глаз. Чтобы закрепить успех, Самуил схватил бутылку и покрутил её перед оловянным оком г-на Ёлкина. Это оказало магическое влияние на сознание г-на президента. Он открыл второй глаз и конвульсивно дернул ножкой, демонстрируя готовность продолжать диалог.
  Поддерживая голову пахана, Самуил поднес бутылку к губам страждущего и тот радостно приник к горлышку, как младенец к груди матери. Наконец раздались звуки, схожие с теми, которые издаёт сантехоборудование, поглощающее остатки воды и г-н президент, мотая головой, поднялся и сделал программное заявление:
- Бей жидов - спасай Россию!
Но, очевидно, спасать Россию было уже поздно, т. к. Самуил отреагировал на заявление вяло и как-то индифферентно. Он только лишь покачал укоризненно головой и напомнил:
- С того момента, когда Вы, уважаемый, дай Вам бог каждый день кушать фаршированную щуку, отменили графу "национальность", у нас не стало жидов, хохлов и всяких там русских.., мы все теперь - "дорогие россияне"! Но перейдём к делу.
Я, как главный по безопасности, считаю, что теперь самое время развлечь дорогих россиян войнушкой, маленькой такой войнушкой, которая принесет нам, однако, большие деньги.
Кстати, это повысит Ваш авторитет, а то они Вас совсем не уважают.
- Кто меня не уважает!? - прогремел гарант.
"Да, практически никто", - чуть было не вырвалось у нового еврорусского, но вслух он произнес: - так эти, которые водку портят и наркотики оборачивают абсолютно незаконно.
Говорят, - тут еврорус понизил голос, - это они говорят, что Вы вообще никакой не пахан, а так, сявка и, что надо бы Вас того, ну этого самого.., нет, я не могу, мой язык отказывается мне повиноваться.
  От таких речей пахан весь побагровел, затрясся и, хватая ртом воздух, то ли хрюкнул, то ли пискнул, короче говоря, издал какой-то нечленораздельный звук и замахал руками, показывая то на стакан, то на свой перекошенный от избытка чувств рот. Опасаясь, как бы с паханом не случился апоплексический удар, Самуил быстро наполнил стакан и сунул его в трясущиеся руки г-на президента.
Опорожнив стакан залпом, тот, наконец пришел в себя настолько, что сумел на выдохе прорычать:
- Убью!
- Совершенно с Вами согласен, господин президент, но только зачем Вам самому напрягаться?! Для этого существуют Ваши подданые, например, некий Иван.
Делать ему все равно нечего, пусть займется чем-нибудь полезным. Пусть проветрится. Кстати, здесь нам мешать не будет.
- А он россиянин? - с подозрением спросил гарант, - что-то имя у него странное, не совсем россиянское.
- Не извольте беспокоиться, г-н президент, самый что ни на есть, Ваш верноподданный.
Президент немного расслабился и отправив в рот кусок балыка, жуя, с чувством, важно произнес:
- Люблю, понимаешь, верноподданных. Давай, что ли указ, подпишу.
Получив подпись пахана, Самуил задерживаться не стал и поспешил к ожидавшему его Ивану.
- Ну вот, любезнейший Иван, все Ваши и мои проблемы решены. Какой все-таки мудрый и дальновидный наш президент! И добрейшей души. Вы теперь, Иван, не просто так Иван, а государев человек, доверенное лицо, на которое теперь возложена ответственность за безопасность всех жильцов. Короче говоря, теперь на Вас вся надежда!
Иван недоверчиво взглянул на еврорусского и спросил невпопад:
- А жить-то я где буду.
- Ну вот, ему понимаешь честь оказывают, а он все своё. Не переживай Ваня, будет тебе где жить, что есть и что пить.
- Да не пью я...
- Это плохо, но исправимо, - серьезно произнес Самуил и похлопал Ивана по плечу.
- Задача перед тобой поставлена следующая: помнишь двух абреков, ну которых ты у себя приютил?
Ивана передёрнуло:
- Я - приютил?! Да меня заставили.., да я бы эту нечисть.., да я бы их.. ни в жисть.., да на хрена они мне?
- Я вижу Вы, Иван, вполне подходящая кандидатура для выполнения секретного спецзадания. Надо проучить этих бандитов, воздать им, так сказать, наше ай-яй-яй.
Воодушевленный поставленной задачей и обещанием предоставить ему жилплощадь, Иван настолько проникся государственным интересом, что готов был идти бить басурманов сей же час, на ночь глядя, но Самуил предостерёг его от поспешных действий, мотивируя это необходимостью доскональной подготовки к грядущей кампании.
- Надо, уже таки наладить снабжение продовольствием, провести ревизию имеющегося арсенала, на всякий случай подготовить пути отступления, а так же получить благословение всемилостливейшего патриарха.
- Так это.., атеист я. На хрена мне его благословение?
Самуил задумался: - "А, действительно, на хрена? С попа много не возмёшь, точнее, вообще ничего не возьмёшь, он сам с кого хочешь возьмёт! Но поразмыслив, решил, что поп все-таки необходим. В случае непредвиденных последствий, будет на кого кивнуть, дескать на всё воля Божья...

  Наутро Самуил, испросив из казны средства на военную кампанию ( на транспорт, обмундирование, средства связи, продовольствие, вооружение и на непредвиденные расходы), вновь встретился с Иваном и, снабдив его банкой просроченной китайской тушёнки, пакетиком чипсов и отпечатанном на машинке патриаршим благословением, указал ему примерное место дислокации гордых абреков:
- Они, много уважаемый Иван, как комнату твою продали, так подались к себе в саклю.
- А где эта сакля-то?
- А этого мы знать никак не можем.
- Так как я их найду?
- Ты, Ваня, Лермонтова читал?
- Ну, в школе проходил.
- Стало быть помнишь : "По камням струится Терек, плещет мутный вал; злой чечен ползёт на берег, точит свой кинжал..." - ну вот, где-то там.
- А как я туда доберусь?
- На, тебе Ваня, три рубля и помни мою доброту!
Иван хотел было что-то возразить, но Самуил опередил его и дружески положив руку на плечо, добавил:
- Это, Вань, твои проблемы. Да, кстати, ты им про меня ничего не говори, ни к чему это. Ну, как говорится, с Богом. Мир не без добрых людей, как-нибудь доберёшься.
Мир не без добрых людей, это верно. Где на попутках, где пешком - добрался таки Иван до вражьего логова и, хотя в своё время опасался своих незваных бородатых гостей, сейчас ощутил себя чуть ли не былинным богатырём, освобождающим Землю Русскую от нехристей поганых, не вполне впрочем осознавая, где он, а где Земля Русская. По пути, правда, он выяснил, что где-то потерял или забыл своё раритетное оружие, но духом не пал, решив, что и так, как-нибудь справится с басурманами.
Сакля оказалась вполне себе современным особняком ( не путать с особняком, доставшимся Ивану ). По периметру висели камеры наблюдения, на КПП сидели вооружённые по самые бороды доблестные воины Ислама, готовые по первому знаку хозяина стереть в порошок любого неверного, посягнувшего на суверенитет и территориальную целостность вверенной им территории. Они играли в нарды и, издаваемые ими при этом гортанные звуки, очень походили на лай простуженных собак.
Иван не выдержал и тихо рассмеялся, до того они напомнили ему дворняжек, ценимых хозяином за их способность взахлёб облаивать каждого мимо проходящего.
Вдохновлённый таким сравнением и возложенной на него миссией, а также мыслями о возвращении своего жилья, Иван не стал долго размышлять о том, как попасть на охраняемый объект, а просто выбрал булыжник побольше и швырнул его в окно сторожки. Вылетевших "дворняжек" он расшвырял без труда, положил рядком лицом вниз и накрыл валявшимися тут же саджадами*, предоставив им возможность отрешиться от бренного мира и выйти на прямую связь с Аллахом.
Войдя в "саклю", Иван застал там своих знакомцев: двух бородатых абреков, некогда навязанных ему в соседи полупорядочным гражданином и, по словам Самуила, продавшим их совместное с Иваном жильё.
- Салам алейкум - провозгласил Иван, примериваясь с кого начать: с того, что зарос бородой по самые уши или с того, у которого оброслость была поменьше, зато из-под чалмы выглядывала исключительно наглая морда. Наглость морды была вполне объяснима: в руках морда держала раритетный маузер (в котором Иван узнал дедов подарок), направив дуло Ивану в лоб. И до того это обстоятельство расстроило Ивана, что не выдержал он и дал волю гневу. Молнией метнувшись к наглому абреку, он выбил маузер, подхватил его на лету и, нажав на спуск, всадил правоверному мусульманину пулю в лоб, сделав несбыточными мечты того о хадже в Мекку, совершении тавафа и возведении на Красной площади копии Каабы.
Оказавшись один на один с Иваном т.е. в меньшинстве, гордый бородатый абрек, сдвинув брови, храбро взглянул на неверного и трясущимися губами прошептал:
- Нэ убывай, да.., всо забырай, нэ убывай толка!
Иван брезгливо посмотрел на басурмана и уже хотел было поинтересоваться у того, где деньги вырученные им за Иванову комнату и откуда у них дедов маузер, как вдруг раздался звонок.
Иван указал возвращённым трофеем на телефон:
- Возьми и не вздумай..,
- Нэт, нэт, чито ты!
В трубке, к удивлению Ивана, раздался голос Самуила:
- Аслан-бек, ты?
Бородатый саксаул зыркнул на Ивана и радостно ответил:
- Я, дорогой!
- Ну ты уже таки всё понял?
- Понял, дорогой всо понял.
Самуил помолчал.
- Ладно. Дай-ка мне Ваню.
Басмач протянул трубку Ивану.
- Здравствуйте Иван.
- Здорово. А как Вы...
- Вопросы, Ваня задаю я! И что же Вы, Ваня натворили?
- Я..?
- Вы, Ваня, Вы!
- Да я ничего, я только...
- Вы, Ваня, подорвали основы взаимопонимания и сотрудничества, Вы подорвали экономическую базу! Гарант очень недоволен!
В трубке послышалось какое-то кваканье, шуршание и сквозь помехи Иван уловил знакомое : ... нехорошо, понимаешь... . И, как будто, уловил даже запах перегара.
- Да я, вроде ничего..., Вы же сами говорили...
- И что я говорил? Разве говорил я Вам, Иван, отправлять к Аллаху гордых детей гор?! Ведь они же - дети! Разве говорил я Вам сравнивать с землёй убогое жилище несчастных братьев наших меньших?! Уважаемый г-н Ёлкин требует применения санкций против всех Иванов.
Голос в трубке как-будто куда-то отдалился и Иван разобрал:
- Обязательно, г-н президент, всенепременно, г-н президент...
- Да я только стекло разбил и...
- Вы, Иван, не стекло, - Вы разбили вековую дружбу между нами и кровными нашими братьями, Вы разбили хрустальный цветок веры несчастного трудолюбивого народа в светлое будущее.., Вы...
Тут Иван не выдержал:
- Да я просто троих бандитов завалил! Кстати, откуда у них мой маузер, который я забыл у Вас в машине?! Они меня чуть не...
Самуил в трубке прекратил свои слезливые излияния и проигнорировав вопрос, деловито произнёс:
- Только материальная компенсация может смыть пятно позора, поставленное Вами на Вашей репутации.
  Иван опешил и в волнении, забывшись, положил маузер на стол.
  Этим немедленно воспользовался, внимательно вслушивающийся в разговор абрек и, схватив раритет, направил его на Ивана.
  - Тут, это.., - сказал Иван, глядя в чёрное дуло дедова подарка,- меня сейчас убивать будут,  так что ничего компенсировать не смогу,  Вы уж извиняйте.
- Я тыбя  ситерылать нэ буду, я сы тибя кожу сыныму, я тыбя живого в зэмлу закопаю, я тыбя на кускы парэжу ! - басмач выкатил покрасневшие глаза и, казалось, что его сейчас хватит кондратий.
   Из трубки послышалось:
- Я вижу, Иван, у Вас небольшие неприятности?
- Ну, как Вам сказать.., - небольшие.
- Вот видите, Иван,  к чему приводит игнорирование местной специфики,  незнание менталитета и инициатива снизу!
Ладно, так и быть выручу Вас и на этот раз.  Дайте-ка трубочку Вашему приятелю.
Иван протянул трубку бородатому душману.
  О чём Самуил говорил с бандитом,  Иван не слышал, но выражение лица абрека, точнее той его части, которая была видна из-под бороды, в процессе разговора поменялось с угрюмо-звериного на приторно-елейное и, наконец он расплылся в радостной улыбке.

     Всю ночь, наслаждаясь влажной прохладой своего временного, как он думал, пристанища, Иван тепло вспоминал Самуила, предаваясь мечтам о том, что он с ним сделает, когда их пути снова пересекутся.
Гостеприимный абрек не обманул: наутро за Иваном пришли четверо, вооружённых до бород воинов ислама, связали ему руки и, ласково стимулируя пленника прикладами автоматов, повели его на работу.
  Работа оказалась не пыльная: Ивану предстояло стать тренировочной грушей для молодых шакалов: подрастающего поколения братьев наших меньших, для отработки ими нокаутирующих ударов в пах и усвоению обеими сторонами основных принципов толерантности. При этом, для пущей толерантности самого Ивана, помимо рук, ему связали ноги и в таком виде привязали к столбу.
  Некоторое время Иван, как мог сопротивлялся, отплевывался от избивающих его "спортсменов", но после удара кастетом по голове, перед глазами всё покраснело, потемнело и он потерял сознание, так и не усвоив основ толерантности.
  Тем временем, Самуил докладывал пахану, что в результате успешно проведённой военной операции, тщательно им подготовленной  и блестяще проведённой, враг разбит и взывает о милосердии.
- Милосердие есть признак силы, многоуважаемый г-н президент, - надо проявить. 
- А они меня уважают?!
- Теперь уважают, ещё как уважают, практически, как пророка Мухаммеда.
- А они наркотики будут законно оборачивать?
- Ну, конечно, они теперь вполне законопослушные мирные бизнесмены.
- Это хорошо, бизнесменов я люблю. А этот с не россиянским именем.., как его..?
- Иван, вашество?
- Вот, вот - Иван. Он чего-то там нахулиганил, что ли?
-  Он понесёт давно заслуженное наказание, экселенс.
- Это хорошо, люблю понимаешь, когда заслужённо.., когда по справедливости.., давай выпьем!
- Выпьем мы обязательно, г-н президент, но сначала надо утрясти один деликатный вопрос.
- Какой ещё вопрос? - гаранту не терпелось помочить горло, и всякая задержки его раздражала.
- Вопрос весьма важный. Ко мне обратился один весьма порядочный господин, борец за права человека, представитель интеллигенции, и вообще большая умница... 
- Умница или умник?- перебил г-н Ёлкин, - Я, понимаешь, умников не люблю! - и весело хохотнул.
  Самуил покосился на президента.
- Умница, умница. Так вот, он заявляет , что права человека нарушены!
- Как так нарушены?! Кто посмел нарушить?!
- Так, Иван же! Кстати, г-н президент, Вы имеете возможность из первых уст, так сказать, услышать всю горькую правду от самого самозабвенного борца за демократию и права человека..., он здесь, за дверью.
- Зови, как раз третьим будет!
- Сей момент, экселенц.
  Самуил вышел и вернулся уже вместе с полупорядочным господином.
- Ну, рассказывай, что там натворил мой верноподданный.
- Это ужасно, дорогой президент, нарушены все права человека,... Я просто не знаю...
- Да, кстати, о правах какого человека вы всё время талдычите?
Я его знаю?
- Нарушены права благородных туземцев!
- Каких ещё туземцев?
- Детей гор, уважаемый президент.
- Гор, - протянул пахан, - это которые водку портят? А говорил - человека!
- Никак нет, - мой господин, - это которые хотят подарить Вам возможность каждый день вкушать благородной напиток, приготовленный из их высококачественной нефти.
- А что, из их нефти лучше?
- Не в пример, - господин президент, - куда как лучше!
- И чем я могу помочь этим благородным господам?
- Надо восстановить их экономику, отстроить, варварски разрушенные Иваном города и сёла, возобновить добычу той самой нефти.
- Ну так флаг вам в руки, все необходимые средства возьмите из казны, она в полном вашем распоряжении. Вопрос решён? А теперь давай выпьем!
- Эээ.., ещё один деликатный вопрос, - замялся Самуил, переглянувшись с полупорядочным господином.
- Ну, что ещё? - поморщился пахан.
   Вы понимаете, г-н президент, ведь Иван - страшный тип, вдруг он опять что-нибудь натворит, прежде, чем мы воздадим ему по заслугам? Есть предложение вооружить местное население, создать отряды самообороны от Ивана.
- А чего вы от меня хотите? - пахану было муторно от всех этих разговоров, ему срочно надо было "поправиться" после вчерашнего и Самуил начинал его раздражать.
- От предыдущих старкваров в маленькой, но гордой республике остался склад оружия.
- Ну, и?
- Так ключи от склада у Вас в сейфе!
- Так забирайте и давайте, наконец займёмся делом, в горле совсем пересохло! Ты у нас главный по безопасности, тебе и стакан в.., э-э.., карты в руки!

   Вот уж, действительно, кому - война, а кому - мать родна.

© 2007 Аудиокниги бесплатно